Каждая школа в Марий Эл может попасть в планетарий

В преддверии Дня космонавтики «ВНД» встретился с «бродячим» астрономом, директором передвижного планетария Романом Соболевым.

– Почему планетарий передвижной?
– Потому что сидеть на месте смысла нет. Люди у нас не очень любят отрываться от места и куда-то идти. Лучше они у Яндекса спросят. А сама установка планетария не очень большая, в машину помещается. Купол надувной, мягкий. Мы приезжаем в школу, у нас норматив на установку – от момента, когда лектор приехал в школу, до момента, когда он может принять класс, – 22 минуты. За это время он должен разгрузиться, надуть, установить, настроить оборудование – всё это быстро. И общедоступно. Потому как мы объявили, что каждая школа, каждый ребёнок в республике может попасть в планетарий. Если взять какую-нибудь районную школу, например, Козиковскую в Юринском районе, у них во всех 11 классах учится 23 человека, школьного автобуса нет. Вывезти куда-либо детей шансов нет, да и позвать к себе кого-то с коммерческой точки зрения невыгодно. Из 23 человек у них процентов 40 – это льготники. Никто к ним не ездит, бензин даже не окупится. Они боятся, что и мы перестанем их навещать, но я сказал: «Будем ездить, пока планетарий существует в таком виде».

– Верите в жизнь на других планетах?
– Я не верю, что нет жизни на других планетах, вот так. У нас только в Солнечной системе, не считая Марса, на котором… сам Бог велел, есть ещё два места, в которых жизнь не просто вероятна, а весьма сомнительно, что её там нет. Первое по удалённости – это спутник Юпитера Европа, достаточно большой ледяной шар, от 4 до 10 км – ледяная корка, а внизу океан с температурой воды где-то 20 градусов. При этом сильная юпитерианская радиация. Получается – вода, радиация… Как там может не быть жизни? В прошлом году наши пробурились к озеру Восток, там, по-моему, 4 км льда под станцией. Озеро было замуровано во льду 500 тысяч лет, теплая вода – тоже, содержание кислорода в 20 раз превышает содержание кислорода в морской воде. Пробурились – там жизнь есть. Микроскопическая, но есть. То же самое может быть на Европе.
Второе место – это спутник Сатурна Титан. Шарик большой, больше Меркурия. Очень плотная атмосфера, в два раза превышает по плотности земную, дождик идёт, речки, моря плещут, океаны. Только они не из воды, а из метана, потому что обычно там где-то за –150 температура, лёд там – минерал, а жидкость – метан. Но учёные считают, что не исключена жизнь в таких условиях. Либо углеродная, либо фосфорная форма жизни на метановом растворителе может существовать в таких условиях без проблем. Собираются, кстати, довольно большую экспедицию организовать. Там сейчас один робот есть, зонд «Гюйгенс». Он «прититанился», передал снимки, информацию и вырубился. То ли замерз, то ли перемкнуло, то ли его дубиной кто-то шарахнул.
А вот что касается других звёздных систем, только в нашей галактике их приблизительно 150-200 миллиардов. Уже доказано, что вокруг каждой звезды есть планеты, причём многие находятся в зоне жизни. Если рассмотреть даже статистически, жизнь может не только быть, но и являться разумной на более чем сотне тысяч планет. А то, что не слышали никого, ни с кем не общаемся… Близко просто никого нет. Взять, например, Альфу Центавра. Сигнал туда идёт 4,2 световых года. А если, к примеру, где-нибудь в тысяче световых лет – это, в общем, недалеко – будет кто-нибудь разумный. Допустим, они взяли и послали нам радиосигнал: «Привет, земляне!» Радиосигнал идет тысячу лет. Вот мы его получаем, думаем: «Надо ответить». Посылаем сигнал: «Привет от землян», и он тысячу лет идёт обратно. За две тысячи лет они точно забудут, что когда-то что-то отправили.
А полететь – без вариантов. В 70-х годах были отправлены «Пионеры», «Вояджеры», они недавно пересекли границу Солнечной системы, за всё это время они пролетели только 17,5 световых часов. Нам сейчас доступна скорость, равная 1/25000 скорости света. То есть мы будем на наших химических веслах грести до Альфы Центавра 100 тысяч лет в один конец. Пока не изобретем движки, которые будут тянуть быстрее скорости света, ничего не выйдёт.

– Сможет ли человек когда-либо приспособиться к жизни на другой планете? Говорят, нельзя вообразить то, чего нет.
– Я думаю, люди найдут способ приспособиться к жизни на другой планете ещё до того, как изобретут двигатели, которые смогут их туда забросить, потому что генетика серьёзно развивается, и, наверно, ДНК довольно быстро разберут и смогут просто переставлять кирпичики: «Ага, вот эта последовательность отвечает за то, что человек дышит кислородом. А пусть он дышит метаном». Щёлк – и всё! Метановый чип ему вставили – готово! С безвоздушным пространством не справятся, а вот с высоким давлением на глубине океана или с атмосферой – вполне.

– Хотели бы Вы полететь в космос? Не в теории, а по-настоящему, если бы предложили? Это ведь тяжело, страшно…
– Тяжело, страшно, долго готовиться. На длительную экспедицию – нет. А так, как это собралась делать Virgin Galactic – 8 минут американского космоса за 300 тысяч американских денег, я считаю, это развод. Они запустят в верхние слои атмосферы. У нас с американцами космос разный. У них космосом считается всё, что выше 50 миль, и человек, который попадает на 50 миль и 1 фут, уже астронавт, как Нил Армстронг, который ходил по Луне, с теми же самыми правами.

– Когда Вы рассказываете кому-то о космосе или чём-то ещё далёком и непознанном, часто ли бывает, что Вам не верят?
– Бывает, что говорят: «Да ну!» Но я достаточно глубоко изучаю темы, на которые говорю. Все вопросы, задаваемые нам, если нашего ума не хватает, адресуем преподавателям на обучении, которое мы проходим в Москве. У нас преподают профессора МГУ и других университетов, светила науки.

– В мае будет сильнейший метеоритный дождь, это правда? Если да, сможете понаблюдать?
– Они постоянно идут. В мае будет один из самых сильных, потом в августе. Каждый человек может взять раскладушку, записать как можно больше желаний, поехать на природу, где засветки от фонарей нет, и понаблюдать. И в городе, если бы фонари погасили, было бы видно, правда, не так хорошо, как на природе, но уже кое-что. Если время будет, я, конечно, поеду наблюдать.

– Вы перечитываете или пересматриваете свои интервью?
– Время от времени. Иногда натыкаюсь даже на те, которые я не давал.

– А бывает такое, что читаете и хватаетесь за голову: «Что ж это я сморозил тут?!»
– Бывает. Ещё у нас журналисты любят вырывать фразы из контекста, нарезать и вставлять так, что смысл получается совершенно другой. И со мной такое бывало – довелось поработать в СМИ. Хронометраж маленький, а материала много. Начинаем резать, потом быстро-быстро монтировать, и получается вроде «космические корабли бороздят просторы Большого театра».

– Вы когда-нибудь пытались засунуть в рот лампочку?
– Нет, хотя я знаю, что в любом случае её достану. У меня челюсть выскакивает. То есть можно выбить себе челюсть, лампочку достать и челюсть вставить обратно.
Нашему человеку нельзя говорить о запретах. Я слышал историю о том, как в Марий Эл проводили Интернет. Приехал голландский специалист настраивать сервер. Парнишка, который тогда учился на 5-м курсе, работал в администраторском центре. Голландцы настроили сервер, протестировали несколько дней, всё заработало. Они сказали нашим: «Всё. «Уронить» нельзя!» Их повезли на самолёт в Казань. Когда иностранные гости доехали до Силикатного, позвонили их водителю: «Слушай, сервер-то «упал». Человек был толковый. Он поворачивается к голландцам и спрашивает: «Вы им говорили, что «сервер нельзя уронить?» – «Нет, мы говорили, что он не упадет». – «Нет, точно вспомните, как вы сказали?» – «Ну-у… Да, возможно, так и сказали, что его нельзя «уронить». – «Понятно, разворачиваемся». Вернулись обратно, ещё целый день ставили. Оказалось, что как только они за порог, все наши сели писать программы для того, чтобы сервер «упал». Голландцы купили эту программу: «На дискету поместится?» Наши отвечают: «Да там всего 5 строчек кода».
Не стоит, в общем, нашему человеку говорить, что чего-то нельзя сделать. Нужно говорить условия, при которых произойдёт то-то и то-то. Лампочка застрянет во рту в таком-то и таком-то случае, а не то, что лампочку нельзя вытащить, если засунуть в рот.